Я пишу не первый раз интервью с доктором-онкологом. И не первый раз думаю: они закалённое стекло. В онкологах нет людей слабых. Они эту профессию выбрали, они в себе нашли и силы, и волю к этому делу. Но если повнимательнее, и чуть ухо настроить, ты слышишь этот звук, как будто хрусталь поет. Ну это образ, да. Я пытаюсь объяснить впечатление. Ты смотришь на доктора и думаешь, вот если со мной что – я к нему/к ней, с ним/с ней точно порвёмся. А хрусталь продолжает петь. Они хрупкое закаленное стекло. Но, каким бы хрупким не казалось, оно выдерживает давление в сто атмосфер, как корпус подводной лодки.
Я не знаю все ли они такие, но наши точно. Знакомьтесь: Елена Абдуллаева (Сатирова), заведующая отделением противоопухолевой лекарственной терапии центра «МЕД-Технолоджи», врач-онколог.
Я решила стать доктором в четвертом классе. Надо сказать, совершенно осознанно, несмотря на юный возраст. Было дано задание написать сочинение о своей будущей профессии. Я с этим заданием пришла к маме. Мы сели, поговорили и пришли к выводу, что врач — это очень хорошая специальность. И я ни разу после, за всю жизнь, не усомнилась в этом. Стать доктором – это мое лучшее решение в жизни. Хотя на третьем курсе медицинского института, я пыталась изменить профессии и мне это почти удалось. Мне тогда показалось, что я осуществляю не свою мечту, а навязанное мне представление о прекрасном. Период самоутверждения такой. И поскольку я всегда была артистичной девочкой, хорошо пела, я подала документы в музыкальное училище на эстрадное-джазовое отделение. Сделала это в тайне от всех. И поступила! Приносите документы, сказали мне в приёмной комиссии. В смысле? - Сказала я. Это что значит, что я больше не буду врачом? И меня накрыло ужасом. Я позвонила маме, рассказала во что я вляпалась. И моя мудрая мама сказала: вот и умница, вот теперь решай кем ты по-настоящему хочешь быть. И я поняла, что я уже не могу «снять белый халат». К тому времени в институте уже была пропедевтика, и первые разговоры с пациентами, и написанные первые истории болезней. И я очень четко осознала, что – это все такое мое, что без него никак.
Онкологию я выбрала не сразу. Я, как и хотела, стала акушером-гинекологом. По окончании института у меня было целевое направление, в котором черным по белому было написано, что после окончании ординатуры в родильном доме № 26 я остаюсь там работать. И когда я пришла за своим распределением в Департамент здравоохранения, серьезная дама за дубовым столом, сказала мне – Очередной гинеколог! Что ж вас как собак нерезанных! Мест нет! Я говорю – так мне и не нужно у меня же есть. И я не сразу заметила, что в кабинете серьезной дамы сидел представительного вида мужчина, очень благообразный, который внимательно за нашим диалогом наблюдал. Это был профессор Сдвижков. - Почему вы выбрали гинекологию? – спросил он. Посмотрите сколько вокруг другого интересного. И я сдалась. Сказала, что мне нужно время подумать. -Ждем вас к 16.00 с решением - сказали они. И я ушла думать. Гулять по Садовому. Как отступиться от мечты? Я знала кем хочу быть, и я есть, я акушер-гинеколог. Что делать? И набрела по пути на подворье Троицево-Сергиевой Лавры. Зайду, думаю. Навстречу шел монах. Я к нему – надо поговорить. Так мол говорю и так, мне нужно очень серьезное решение принять, имею надобность в беседе. Он проводил меня к владыке Логину, митрополиту Саратовскому и Вольскому. Он там гостил и был готов меня принять. Я понятия не имела кто это, но слово «владыка» внушало трепет и соответствовало важности момента. У нас состоялась абсолютно светская беседа, он кончено по долгу службы наставлял, в частности, про аборты, но не пугал и гиеной огненной не грозил, просто напомнил, что как ни крути, а тебе с этим быть. Готова? Что тебе еще предложили? Где ты можешь послужить, не выходя за рамки любимого дела? И в списке была онкогинекология. Мы проговорили неспешно часа два. И когда я вышла от него, поняла, что решение созрело – я хочу лечить от рака. Мне не страшно, я могу. Точно могу. Я вернулась к важной даме в Департамент и сказала – я выбрала! Онкологию! – Молодец! Сказала дама и распределила меня к тому самому Сдвижкову в онкодиспансер. Назовите это судьбой. Так и сеть, наверное.
Я начинала работать в то время, когда о диагнозе пациенту говорить было не принято. Мы не говорили слово «рак», говорили «заболевание». Мой первый руководитель предупреждал – Будь аккуратна, если я узнаю, что карта у пациентки и она, прочитав диагноз, решит выброситься из окна, я засужу тебя. Так было. Нужно сказать, что это наша советская традиция. Все западные практики исходят от обратного – человек имеет право знать. Мы руководствовались не правами, а суеверием каким-то – вслух не сказал – уберег. Это от невежества, конечно, и от отсутствия культуры говорить о проблеме. Не только с врачом, но и с близкими. Как сказать семье, что у тебя рак? Проблема? Да. Мы не умеем об этом говорить. Я считаю не озвучивать пациенту его диагноз – это не уважать его. Мое дело, как доктора, говорить о диагнозе так, чтобы человек меня услышал. Он, конечно, испугается и расстроится, это нормально, мое дело поддержать, снабдить инструментарием на предмет как жить дальше. На этом этапе пациент должен понять, что он не беспомощен и не одинок. У него есть я, его врач, и набор инструментов, используя которые, мы станем лечиться. А он, этот набор, у нас есть. Сегодня онкологи все чаще говорят об онкологическом заболевании, как о хроническом, а не неизлечимом. Наука не стоит на месте и подходы меняются, и услышав диагноз «рак» не нужно спешить прощаться, нужно спешить лечиться. Даже при самом сложном раскладе я не имею права умалчивать, обманывать пациента, это значит отказать ему в доверии.
У меня, конечно, как у любого врача, есть те трагические ситуации, которые меня не отпускают. Каждый раз – это битва с драконом, иногда дракон непобедим. Это как гвозди в сердце, если гвоздь вынуть, дырочка от него все равно останется. Я помню каждого пациента, с которым нам не удалось победить дракона. И сотни раз прокручиваю в голове путь, который мы прошли. Сделала ли я все, что могла? В утешение мне только одно - да, я сделала все. Иногда, даже чуть больше.
Я начала вести свои онколикбезы от непреодолимого желания, необходимости говорить. 2020 год проехался по мне не только ковидным катком, но и личным. Моя жизнь повернулась на 180 градусов. Еще в 2007 году я начинала в Живом Журнале вести эту рубрику, но муж был против, и я как идеальная жена, оставила этот проект. Никаких обид и претензий к мужу, прекрасному доктору, гениальному хирургу я не имею. Жизнь мудрее нас. Наше расставание стало триггером для меня. «Онколикбез» – это то, что я делаю по призванию и по совести.
Беда наших пациентов – их неинформированность, если избегать слова «невежество». С этим можно и нужно работать. Рассказывать о том, что рак – это общее название целого ряда заболеваний, совершенно различных, с разыми подходами в лечении. Процесс лечения непростой, да, но, чтобы было легче его пройти пациент должен знать, с чем имеет дело и построить в идеале со своим доктором партнерские отношения. Вместе идти легче. И только так – вместе – и нужно.